Длинные Руки — 2

(часть отчёта, написанного несколькими авторами о московском фестивале «Длинные Руки — 2», прошедшем 1-10 октября 2005 года в московском КЦ ДОМ)

Гармонь и аккордеон — инструменты, безусловно, разные. Но сотрудники «ДОМа», подыскивая фирменно-ироничное название фестивальному дню 7 октября, могли бы все-таки рискнуть и попользоваться всенародно известным брэндом «Играй, гармонь». Оно пришлось бы вполне к месту — Шелли Хирш, которой было отведено первое отделение, выступить не смогла, и за нее отработала полноценный концерт американская аккордеонистка, композитор и общественная деятельница мисс Полин Оливерос.

Ожидать от американки можно было чего угодно: за плечами у нее академическое композиторское образование, а уже в 1957 году (когда ей было 25) Оливерос вместе с легендарным сегодня Терри Райли организовала группу, которая исповедовала свободную коллективную импровизацию. Теоретически считалось, что импровизацию неджазовую, хотя о свободной импровизации трудно сказать, какая она именно. Концерт аккордеонистки в «ДОМе» подтвердил, что искать ее музыке стилистические определения — дело безнадежное.

Дмитрий Ухов в коротком вступительном слове упомянул, что за определенные разработки этой женщине могут быть благодарны и «академики», и современные ди-джеи, и джазовые музыканты. Рассказал и о введенной ею концепции deep listening («углубленного слушания»), не углубляясь, правда, в саму концепцию. Обратил внимание на то, что слушать концерт своей былой соратницы пришел сам Терри Райли, и тот действительно обнаружился в задних рядах — спокойно улыбающийся, в круглых очках и ослепительно белой ветвистой бороде. А потом началась свободная импровизация, требовавшая глубокого слушания.

Аккордеонистка, которой уже весьма за семьдесят, идет в ногу со временем настолько уверенно, что поневоле задумываешься — как же, собственно, она обходилась в далеком 1957-м, когда и в помине не было ноутбуков? На столе перед Оливерос стоял компьютер, несколько хитроумных коробочек и какая-то специальная сенсорная панель. Аккордеон смотрелся рядом с ними не то чтобы неуместно, но как-то старообрядчески. Сцена по просьбе американки была установлена в середине зала, стулья выстроены кругами вокруг нее, а по четырем углам помещения расставлены колонки. «Квадрофония», авторитетно сказал своей спутнице какой-то молодой человек.

Поначалу американская гостья радовала публику живым дыханием аккордеона. Медленно и неспешно сводила его могучие меха, аккордеон тихо похрипывал, слушатели глубоко слушали. Потом «небрежным движением руки» Полин завела свою электронику, и та начала жить самостоятельной жизнью, то выделяя определенные частоты, то добавляя реверберации, то явно работая по каким-то хитрым программам преобразования сигнала. На экране ноутбука появился черный круг, в котором плавали по явно случайным траекториям два маленьких пятна — черное и зеленое; судя по смещению звука от одной колонки к другой, они отражали баланс сигнала в пространстве и одновременно что-то еще, касающееся этого сигнала; разобраться в подобной технологии без внятного пояснения, разумеется, невозможно. Так и продолжалось: аккордеонистка пристально вглядывалась в экран, неспешно извлекала звуки из инструмента, что-то подкручивала в электронике, а звук то медленно смещался слева направо, то начинал метаться по всем четырем углам, то делался привычно одноголосым, то распадался на несколько партий, которые смешивались в сложный аудиовинегрет.

Слушали Оливерос серьезно, вдумчиво, молча, не отвлекаясь на сотовые телефоны и пиво. Другой вопрос, прониклась ли аудитория концепцией и сумела ли увидеть в звуковых медитациях с применением сложной аппаратуры что-то содержательное. То, что это содержательное видела сама Полин, ни малейших сомнений не вызывало. Наверное, увидели и те слушатели, которым подобный подход не внове.

Правда, один присутствующий музыкальный критик решительно воспротивился тому, чтобы считать звучащую музыку авангардом, и классифицировал ее как фри-джаз, который «был авангардом пятьдесят лет назад». А одна милая девушка, покидая зал, и вовсе сказала приятелю — «да сумасшедшая она, эта Оливерос».

Но было и множество таких, кто изначально считал эту музыку интересной и не разочаровался. Что автоматически доказывает ее бесспорное право на жизнь.

*

Текст: Юрий Льноградский. Публикация: «Полный джаз» № 322 (14 октября 2005)

Добавить комментарий