Рецензия на альбом тридцатилетнего возраста — дело беспроигрышное. Уже известно, что он не канет в лету, что он отчёркнут красным среди всех альбомов того времени (да и вообще среди всех альбомов), что его переиздают даже отечественные пираты — иначе с чего бы писать рецензию именно к нему, а не к любому другому альбому? Да, это классика. В этом не надо убеждать; можно только попытаться понять, почему эта классика стала классикой.
«Return to Forever» — альбом сюрпризов. Сюрпризов чисто ECMовского толка, когда всю неожиданность того или иного музыкального решения трудно заметить с первого прослушивания, а далёким от общей стилистики людям вообще, наверное, невозможно. Лучше всего эти негромкие неожиданности приметны в первой (заглавной) композиции альбома: ровный и настраивающий на медитацию дуэт электрического фортепиано и вокала через минуту после начала пьесы сменяется глубоким и, казалось бы, финальным аккордом. Логично было бы предположить, что это минутной длительности увертюра — однако включается ритм, и сама манера вступления Айрто Морейры на ударных и нарастание фантастически плотного баса Стэнли Кларка дают понять, что этой композиции действительно есть о чём рассказывать целых двенадцать минут. Целых? Будут и другие сюрпризы. Завершающая «Sometimes Ago — La Fiesta» длится все двадцать три.
Лучший комплимент этой пьесе и особенно её аранжировке — то, насколько буквально её копировали. Припоминаю чешскую группу Jazz Q, повторившую в своей великолепной композиции «The Wizard» буквально всё — и мягкое электроклавишное вступление, и неторопливое включение ритма, и женский гармонический вокал, исполненный Джоан Дагган поверх бесконечно повторяющегося гармонического квадрата, и неожиданный обрыв ближе к концу, и пунктуальный повтор вступления, и даже стиль перехода к следующей композиции. Чехи скопировали композиционный каркас «Return to Forever» настолько точно, что можно бы было полюбить их вместо Чика Кориа, если бы за них говорило хоть что-то, кроме грампластинки фирмы «Supraphone», которая свободно продавалась в СССР, где тогда не продавался «Return To Forever»…
Заглавная композиция органично, почти без паузы, перетекает в «Crystal Silence» с великолепной партией Джо Фаррела на сопрано-саксофоне, мягкую, светлую композицию — тоже неожиданную в том смысле, что она громче той тишины, которая заявлена в её названии. Тишина ничего не утверждает, «Crystal Silence» же утверждает, что всё кругом прекрасно. Утверждает искренне и без неуместного глобального счастья, которого можно бы было ждать от такого утверждения — это одна из редких пьес, эмоционально выдержанных в безусловном мажоре и не сбившихся при этом на пошлость.
Ещё один сюрприз — Флора Пурим. В «What Game Shall We Play Today» она впервые на альбоме поёт текст, а не гармонию, и с первых секунд возникает ощущение, что она забирается слишком высоко вверх, рискует не вытянуть. Далеко не с первого раза становится ясно, как уверенно играет очень высокими нотами эта поразительная певица. «Человек просто хочет быть счастлив» — поёт она, — «Отбросьте всё, чего не должно быть, сделайте его свободным: жизнь — это рай». Эти спорные, опасные слова, почти неизбежно ведут к появлению в музыке неоправданно радостных оттенков, лишают её настоящей глубины — особенно когда их поют таким ангельски высоким голосом. Самый главный сюрприз альбома в том, что при бьющем через край жизнелюбии он не ритмичен, не пошл, не нарочит. Он искренен. Создавшие его люди (и Кориа как композитор в особенности) не забывают о реальности ни на минуту; но их реальность реальна не тем, что жестока или грустна, а тем, что опять-таки полна сюрпризов. Например, безудержный мажор, в который развернётся заключительная сюита «Sometimes Ago — La Fiesta», будет время от времени оттеняться мастерски приглушенным минором припева. Минором, в котором произносится «Все люди любят». А в глубинах импровизации Фаррела вдруг забрезжит что-то подозрительное, и при внимательном прослушивании выяснится, что за его мнимой импровизацией нота в ноту следует Кориа на своём электропиано; при этом те фрагменты, где Фаррел играет один, при первом прослушивании импровизацией совсем не казались.
Переводя роман Джеймса Джонса «From here to eternity», советское издательство военной литературы воспользовалось буквальным и потому крайне неуклюжим переводом «Отсюда и в вечность». Как можно перевести «Return to Forever» дословно? Возврат в навсегда? Впрочем, неважно, как именно. Пусть перевод будет неуклюжим, и тогда впечатление от альбома будет именно таким, каким и должно быть: блестящий, утончённый, до чёрной зависти красивый шедевр с соринкой нескладности любого перевода — той самой изюминкой, что отличает истинную красоту от абсолютного и потому никому не нужного идеала.
Юрий Льноградский
Публикация: ECM Records, 2002