Обращения авторитетных джазменов к музыке сердца Азии происходят довольно часто. Один из самых ярких примеров — записанный в 1999 году великим Джоном Маклафлином «Molom», который многим его слушателям помог открыть Монголию точно так же, как годами раньше проект Shakti помог открыть Индию. Однако Монголия — это заграница; а иностранцам (и порой не менее именитым в своём поле, чем Маклафлин) удавалось посотрудничать и с нашими соотечественниками. На альбомах знаменитого смут-джазового банджиста Бэлы Флека, например, звучит горловое пение в исполнении Конгар-оола Ондара, хотя сам Конгар-оол — депутат, бизнесмен и народный хоомейджи республики Тыва — больше гордится сотрудничеством с малоизвестным у нас блюзменом Полом Пена.
Росуэлл Радд, человек существенно более авангардный и существенно менее удачливый в плане выбранного инструмента (так уж получается, что тромбонисту прославиться по определению сложнее, чем гитаристу), свой «восточный эксперимент» выполнил со всей основательностью человека, любящего записывать концептуальные альбомы. «Blue Mongol» трудно назвать альбомом Росуэлла Радда при участии приглашённых музыкантов: даже чисто количественно пятеро «бурятских монголов» против одного белого американца — это заявка на победу.
История записи проста: в Штаты приезжают по культурному обмену двое вокалистов-горловиков, знакомые представляют их Радду, проводится первая импровизационная репетиция, появляется устойчивое желание довести дело до записи. Через некоторое время один из этих двух вокалистов, молодой Баттувшин Балданцерен по прозвищу «Тувшо», вновь оказывается в США, на сей раз уже с фольклорной группой под предводительством известной бурятской вокалистки Бадмы-Ханды (её имя, кстати, американские издатели без малейшего сомнения размашисто приравнивают к имени самого её коллектива: получается своего рода «группа Пэт Мэтини», но бог им судья). Теперь для репетиций собираются уже все шестеро, проект получает название Roswell Rudd & The Pentatonics, однако к третьему «репетиционному слёту» переделывается в маловразумительное для российского уха, но куда более броское для американского Mongolian Buryat Band. А затем проходит премьерный концерт в Нью-Йорке, который номинируется критиками на звание одного из лучших джазовых концертов 2004 года, запись доводится до ума и выпускается пластинка.
Слушая её, нельзя, к сожалению, до конца отделаться от ощущения азиатского аналога «матрёшки»: давно известно, что горловое пение, явление замечательное само по себе, склоняется в Новом Свете направо и налево совершенно беззастенчиво. В оформлении совместной работы Радда и «Монгольско-бурятского ансамбля» тоже не обошлось без популизма: объясняя слушателю, что же это за инструмент — ikh khur, составители позиционируют его как «horse head bass», то есть бас с лошадиной головой (или бас лошадиной головы — перевести заведомо некорректную конструкцию корректно всё равно не удастся). Может быть, в сознании среднестатистического американца это и создаёт какие-то новые героические образы, но на самом деле это обычный национальный инструмент низкого строя, над которым никаких специальных камланий не проводится и у которого в декоративных целях головка грифа вытачивается в форме лошадиной головы. Не более того.
Что в этой работе по-настоящему любопытно — так это, разумеется, не новаторский пиар лошадиных голов, а действительно чуть ли не впервые в мировой музыке раскрытая в полной мере общность горлового пения и тромбона как способов звукоизвлечения. Оба инструмента (если позволительно так говорить о голосе) базируются на создании специфических обертонов в дополнение к основному извлекаемому тону, более того — оба трактуют управление этими обертонами как столь же важную задачу, что и управление основным тоном. Прекрасной музыковедческой иллюстрацией может служить композиция «Four Mountains», принадлежащая Балданцерену и Радду, в которой Тувшо последовательно демонстрирует разные техники горлового пения (от наиболее низкого по строю каргыраа до пронзительно-свистящего сыгыта), а Радд сначала играет с ним в унисон, а потом, начиная «отставать», компенсирует недостатки инструмента перед человеческим голосом техническими находками. Не менее любопытна и традиционная песня «Ulirenge», где дуэтом с Раддом поёт сама Бадма-Ханда, а он на сей раз, не стараясь копировать голос, отвечает на её традиционные фольклорные пассажи импровизационными фразами.
К сожалению, без некоторой доли популизма не обошлись и сами музыканты: в сочинённой Раддом «Buryat Boogie» традиционные струнные принуждены играть то, что у начинающих гитаристов называется «рок-н-ролл». Простой, навязший в зубах всему миру незамысловатый квадрат, на котором когда-то и вправду строились басовые линии рок-н-роллов, но который даже для самой непритязательной аудитории уже несколько раз умер и протух. Изначальное несоответствие инструментов и музыки, умноженное на запредельную заезженность этого риффа, напоминает скорее о первых минутах жизни оркестра детской музыкальной школы, чем о каком бы то ни было эксперименте зрелого музыканта. Однако вокальная партия Бадмы-Ханды, которая начинает петь поверх этого блюзового риффа в совершенно аутентичной манере, искупает многое. Куда удачнее в плане «слияния культур» «American Round», в котором для коллектива аранжированы такие бессмертные хиты, как «Swing Low Sweet Chariot», «Coming In On A Wing And A Prayer» и «Amazing Grace». Вот тут-то за безусловным юмором и всплывает впервые действительно общее музыкальное поле, а не новаторское, интересное, но тем не менее явно подчинённое «пришивание» тромбона к азиатской пентатонике в традиционных композициях. «Swing Low Sweet Chariot» оказывается какой-то ненормально естественной степной песней, которую после первого же прослушивания проще считать старым добрым бурятским креативом, а не воспринимать как госпел и уж тем более — не представлять в качестве основы для джазовой импровизации.
В «Blue Mongol» интересно в первую очередь именно это: проскальзывающие далеко не везде (и далеко не везде очевидно), но проскальзывающие всё-таки моменты настоящего, не приукрашенного юмором или старательным экспериментаторством единения между совершенно разными музыкальными культурами. Положа руку на сердце, нельзя сказать, что именно с этого альбома следует начинать свои собственные попытки примирить джаз и центральную Азию — тот же «Molom» куда более гармоничен, естественен, спокоен, искушён. Но нельзя и сказать, что в «Blue Mongol» популизм оказывается такой уж ложкой дёгтя; нет! Чувствуется, что он нужен музыкантам не для коммерческого успеха (перспективы коммерческого успеха такого рода работы они наверняка оценивают трезво), а для того, чтобы раскачать самих себя, уже видящих какие-то горизонты, но ещё не до конца готовых признать то, насколько эти горизонты реальны. Быть может, им было бы проще, если бы не была поставлена задача делегировать от Соединённых Штатов только тромбон и Росуэллу Радду помог бы бороться за страну, скажем, басист или барабанщик. Но в любом случае они сами явно не остались недовольны, а сколько-то открытый новым веяниям поклонник этнической музыки этот альбом обратно в магазин не понесёт.
*
Текст: Юрий Льноградский. Публикация: «Джаз.Ру», №4 (май/июнь 2007)