Альбом Алексея Зубова — из тех, что могут произвести диаметрально противоположное впечатление на двух разных слушателей не в силу их музыкальных пристрастий, а в силу их возраста. Если слушатель будет сравнительно молод, он, скорее всего, придёт в некоторое недоумение. А если будет одного с Зубовым идеологически-временного поля (саксофонисту недавно исполнилось семьдесят), то наверняка увидит в работе два ценных для него специфических среза, которых молодой не заметит. Во-первых, это постоянные отсылки к материалу, который современному тинейджеру не всегда даже известен, не то чтобы знаком: ну что поделаешь с тем, что интернет позволяет с лёгкостью доставать последние новинки от «технарей» узкого профиля, и за изучением этих новинок нет времени на Прокофьева и Шостаковича! Во-вторых, Зубов — из тех представителей «старой школы», которые и формируют само это понятие; он — одна из ключевых фигур, формировавших советский джаз как таковой, и потому его творчество для многих знатоков со стажем может быть таким же знакомым и отличительно самобытным, как для знатоков помоложе — скажем, творчество Джошуа Редмана и Джеффа Коффина.
Альбом записан квартетом, в котором суммарный возраст барабанщика, басиста и пианиста лишь на три года превышает возраст лидера. Зубов молодому поколению российских ценителей джаза, пожалуй, почти неизвестен, как и остальные члены квартета, несмотря на слова уважения со стороны руководителя и их «фирменное происхождение» (впрочем, сам по себе факт принадлежности к США ещё мало что значит — молодым музыкантам из Лос-Анджелеса быстро прославиться куда сложнее, чем их сверстникам из Нью-Йорка). Альбом концептуален, что выражено уже в титуле — сам Зубов называет его по-русски «Омолодительным проектом». Это и возврат к собственной музыке раннего периода, и сотрудничество с существенно более молодыми музыкантами, и омолаживающее влияние музыки как таковой. Альбом грамотно прокомментирован создателем, что позволяет понять, где он вдохновлен Шостаковичем, где — Карлой Блэй, где — русскими народными темами, где — азербайджанским мугамом. Не особенно хорошо, пожалуй, лишь одно (к самому альбому, тем не менее, отношения не имеющее): молодой слушатель не привык покупать альбомы в натуральном виде; он привык к электронным носителям, у него нет того пиетета к полиграфии и дизайну, который был у слушателя всего-то сейчас тридцатилетнего — и он запросто может поставить диск в
проигрыватель, ничего этого не прочитав. И тогда (по первому впечатлению) он услышит не особенно удачный с точки зрения звукорежиссуры звук, мастеровитое, но не виртуозное с точки зрения техники исполнение и качественную, но не бьющую наотмашь музыку. Главное — вовремя всё-таки обратиться к полиграфии альбома, которая в данном случае как никогда важна для понимания всей работы. Зубов говорит среди прочего простую, но переворачивающую сознание вещь: «Я благодарен тем, кто прослушал этот диск, понравился он им или нет… тем, кто хвалил мою музыку и тем, кто подвергал её жестокой критике; тем, кто помогал мне и тем, кто чинил мне препятствия, потому что я многому научился у тех и других… Я благодарен всем и всему, что оказало на меня влияние и сделало меня тем, кто может сегодня почтительно предложить вашему вниманию свой скромный труд с робкой надеждой прибавить немножко радости в вашей жизни и даже чуть-чуть вас омолодить!»
Эти слова, сказанные семидесятилетним человеком, обезоруживают. Сразу приходят в голову очевидные мысли, которые до этого почему-то не приходили: этот альбом записан музыкантом, который в джазе уже полвека, который играл с великими — с Чиком Кориа, с Гэри Бёртоном, с Китом Джарреттом, — который, чёрт возьми, при всех возможных сиюминутных претензиях к данному конкретному альбому играет такую музыку всю свою жизнь, выжил с ней на перенасыщенной конкурентами джазовой сцене Америки и не скатывается к «спокойной старости» и бесконечному повторению «добрых старых стандартов». Дело совсем не в том, плох ли сам по себе этот альбом или хорош; дело в том, что его однозначную честность и достоинство не сразу удается увидеть за тем, как он подан нашей аудитории. А подан он действительно немного неловко — подобно тому, как на обложке альбома немного неловко в руку четырёхлетнему мальчику Алёше Зубову засунут в графическом редакторе сопрано-саксофон.
Но там, где есть честность и достоинство, говорить о плюсах или минусах более мелкого калибра делается как-то неловко. Можно, например, сказать, что если бы диск открывало «Радикальное танго», где нарочито театрально-марширующее вступление быстро переходит в хорошую ностальгирующую лирику, приноровиться к специфическому мышлению Зубова-аранжировщика было бы, наверное, попроще, чем сразу попав в омуты «Русской сюиты». Но надо ли? Наверное, правильнее всё-таки не проскакивать этот альбом «галопом по Европам», а послушать его несколько раз — хотя бы исходя из того, что музыканту с таким опытом точно есть что сказать. Быть может, это просто не получается услышать с первого раза, и быть может — не потому, что музыкант плохо говорит, а потому, что мы плохо слушаем.
*
Текст: Юрий Льноградский. Публикация: «Джаз.Ру» №2 (2007)