В лучшие моменты я понимаю и контролирую каждую ноту, независимо от того, сымпровизирована она или продумана…
Ян Гарбарек родился 4 марта 1947 года в Мисине, Норвегия.
Его имя произносят чаще, чем имена многих известнейших американских мастеров. Именно он в первую очередь ассоциируется с рождением отличительно европейского джаза. Звук его саксофона легко узнаваем — чистый, независимый, строгий. Он теснейшим образом связан с народным норвежским фольклором, но открыт для любых экспериментов — широко известны его экскурсы в африканскую и азиатскую музыкальную культуру.
Корни моей музыки? Север и природа, песня и мистика.
Гарбареку было четырнадцать, когда он услышал радиотрансляцию концерта Джона Колтрейна. Как говорил сам музыкант, это было прозрение. Он начал изучать тенор-саксофон немедленно, вызубрив позиции пальцев и основные принципы игры ещё до того, как приобрел сам инструмент. Взяв его в руки, он был способен играть с первых минут.
Я очень … очень жаждал этого момента.
Влияние Колтрейна было определяющим. Молодой саксофонист узнал, что Колтрейн интересовался творчеством Рави Шанкара, и уже в 1963 году к его собственным интересам прибавилось увлечение индийской музыкой. Он изучал принципы взаимодействия инструментов, которые исповедовал мэтр, его гармонические прогрессии.
В 1965 году восемнадцатилетний музыкант принял участие в джеме, организованном американским пианистом и композитором Джорджем Расселлом. Расселл предложил сделать их сотрудничество постоянным. Молодой Гарбарек, в числе прочего, изучил предложенную Расселлом лидийскую хроматическую концепцию.
Он научил меня очень многому. Я ничего не знал о музыке, а он все равно верил в меня…
В 1969 году он уже руководил собственной группой, куда входили Терье Рипдал, Юн Кристенсен и Арильд Андерсен — знаменитая норвежская «большая четвёрка». Через год группа была приглашена Манфредом Айхером для записи под маркой ЕСМ Records. Был выпущен второй релиз ЕСМ — альбом «Afric Pepperbird», и этот альбом стал прорывом как для самого Гарбарека, так и для всех его партнёров по группе. Двадцатитрёхлетний саксофонист уже выработал стиль и не побоялся оторваться от наследия Колтрейна. Группа использовала необычные по тем временам электронные процессоры, которые существенно изменили звучание в сравнении с классическим джазом.
Это была очень естественная музыка. Всё это тогда просто витало в воздухе.
В 1972 году был выпущен его сольный альбом «Tryptikon», который сам музыкант называл поворотным. Трио мало чем отличалось от стандартной группы, которая могла бы играть, например, с Альбертом Эйлером в середине 60-х. Важнее было другое: Гарбарек впервые начал обрабатывать норвежскую народную музыку, сохранив свой импровизационный подход к исполнению материала.
Партнёрами Гарбарека становились всё более известные люди. Он начал работать с Китом Джарретом. Широкую известность получил блестящий альбом «My Song». Вскоре после него в нью-йоркском Карнеги-Холл прошла живая премьера программы «Arbour Zena», записанной Китом Джарретом, Гарбареком, Чарли Хэйденом и симфоническим оркестром.
Довольно быстро прошло время, когда Гарбарека приглашали сильные музыканты. Теперь сам Гарбарек приглашал сильных музыкантов. У него играли Билл Фризелл, Дэвид Торн, Ману Каче, Райнер Брюнингхаус.
Мне нравится, когда вокруг меня — сильные исполнители, музыканты разного темперамента, но схожей направленности… Когда я собираю группу, я не пытаюсь найти «троих под себя». Мы всегда очень разные.
К Гарбареку пришла известность, но он продолжал поиски своего места в музыке. Группа, организованная вместе с Бобо Стенсоном, быстро стала самым популярным концертирующим коллективом Европы, однако она исполняла более классический джаз, чем того хотелось бы саксофонисту. Он оставил эту группу и сосредоточился на музыкальном наследии своей родины.
Последовали работы с Ральфом Таунером и период, который позже охарактеризовали как «минималистский». Ян Гарбарек поразил слушателей продуманными и тщательно взвешенными соло, где зачастую звучал только саксофон и только одна-единственная нота.
Он всё больше и больше находил в фольклоре как таковом, успешно работал на стыке культур таких непохожих стран, как Норвегия и Индия. «Типично балканское» звучание в его музыке было найдено греческим композитором Елени Караиндру; скрипач Шанкар был поражён той легкостью, с которой Гарбарек приспосабливался к непривычной для европейца модальности индийской музыки; чех Мирослав Витоуш писал специальные «славянские» мелодии для их совместного альбома, помня о далёких польских корнях Гарбарека.
Можно сказать, что я живу в духовном единстве со всеми, кто по случайности оказался разбросан по всему миру.
Многие считают, что самым удачным фолк-альбомом Гарбарека стал «Rosensfole», записанный в соавторстве с Агнес Бюен Гарноос.
Орнамент её музыки — часто восточный, турецкий, арабский… Меня это по-настоящему восхищает, эта связь между норвежской и индийской музыкой через культуры Балкан и Малой Азии. Да что там, самую экзотическую музыку я могу услышать во дворе собственного дома.
Гарбарек просто и чётко объясняет, почему он так легко и так естественно переключился с джаза на свою собственную музыку. Он говорит о том, что вся музыка, включая самый разный джаз — от Луи Армстронга до Альберта Эйлера — идёт от сердца.
В современном джазе слишком много абстракций… Потеряно чувство того, откуда идёт музыка. Для меня очень важно слушать мировой фольклор, но особенно важен фольклор Норвегии. Конечно, в фольклоре есть что-то всеобщее. И вместо того, чтобы искать начало в районе Миссиссипи, я ищу его на норвежских равнинах. То, что я нахожу — чисто норвежское, хотя оно по прежнему имеет ту же основу, что и музыка, рождённая на Миссиссипи.
Музыкант не ограничивался изучением своих корней. Он делал множество проектов и помимо ЕСМ, давая выход самым разнообразным фантазиям. Он писал музыку к фильмам, теле- и радиопередачам, театральным постановкам. Часто он выполнял эти проекты полностью самостоятельно, широко пользуясь синтезаторами. Его работы демонстрируют знание самых разноплановых композиторов классической музыки — Бетховена, Шопена, Сибелиуса, Грига, Лютославски, Такемицу. Как никто другой, он чувствовал родство музыки как таковой, без деления на стили. По сути, джаз не стал для него главным или основным. Джаз просто научил его импровизировать.
Я начал с вещи Колтрейна «Countdown», и там было очень много нот. Я сумел скопировать её, и потом мне пришлось «прополоть» свою музыку — понимаете? Чтобы понять, что именно во всём этом действительно чего-то стоит. В итоге, я оказался почти в пустоте, но, по крайней мере, я мог начать делать что-то своё.
«Что-то своё» Гарбарек находит всегда, и всегда успешно. Последний из действительно необычных проектов, «Officium», сделал его саксофон пятым голосом вокального квартета The Hilliard Ensemble, исполняющего средневековую духовную музыку.
Люди, которые ещё не зациклились на джазе или средневековой музыке, легко увидят, что вместе эти два стиля порождают что-то абсолютно новое. Множество моих работ было сделано вместе с исполнителями, пришедшими из других музыкальных культур. Здесь то же самое, только представлено разное время. Это одна из самых совершенных записей, в которых я участвовал.
Этот проект, один из наиболее известных проектов ЕСМ, фигурировал в бесчисленном количестве списков «альбомов года» — в категориях «джаз», «классика», «независимая музыка», даже «поп-музыка»; соавторы получили множество официальных приглашений на исполнение программы в католических соборах, что тоже говорит о многом. Альбом стал одним из тех редчайших произведений искусства, которые не поддаются классификации.
«Officium» со временем нашёл свое продолжение. Сам же Гарбарек продолжает творить, не останавливаясь на достигнутом.
В лучшие моменты я думал, что мы сделали что-то такое, чего никто не слышал раньше; чего до нас просто не было; что создали именно мы.
Юрий Льноградский
Публикация: ECMclub.ru, 25.02.2002